Дата размещения на сайте — 17 февраля 2024 года
Корень готов- восходит к прасл. *gotovъ(jь) готовый, законченный’, ‘снаряженный’, ‘годный’; продолжениями этого корня в славянских языках являются болг. гото́в, сербохорв. го̀тов, словен. gotòv, чеш. hotový, польск. gotowy, gotów, в.-луж. hot, hotowy, н.-луж. gotowy.
Существуют две основные версии происхождения этого праслав. слова.
Согласно одной из них, праслав. *gotovъ(jь) является древним заимствованием из готского: «готóвый, готóв, готóва, <…> || Родственно алб. gat ‘готовый’, gatuanj ‘готовлю, варю’, о едва ли связано с греч. νηγάτεος ‘новоизготовленный’ и др.-инд. ghaṭatē ‘усердно занимается’ (вопреки Младенову 107; ср. Буазак 668; Уленбек, Aind. Wb. 84); см. Младенов, РФВ 68, 378 и сл. О заимствовании из гот. *gataws или слав. gotoviti, русск. гото́вить из гот. gataujan (см. Хирт, РВВ 23, 347; Уленбек, AfslPh 15, 487) не может быть и речи ввиду наличия алб. слова; см. Г. Майер, Alb. Wb. 121; Скок, Kretschmer-Festschrift 256. Относительно греч. νηγάτεος ср. еще Иокль (IF 49, 290 и сл.), который, однако, едва ли прав, считая алб. слово заимств. из слав. Лит. gãtavas, лтш. gatavas — из слав.» (Фасмер 1, 448).
Отвергнутую Фасмером «готскую» версию неуверенно поддерживает А.Е. Аникин: «… gatuaj ‘готовлю, варю’, но последняя форма славизм (из *gotovati, *gotoviti см. готовáть, готóвить), а gat, gati вторичные девербативы (Or. 1998: 111; иначе Hamp 18/4, 1973: 334-344). “Албанский” аргумент против заимств. слав. слова из гот. *gataws (Uhlenbeck AfslPh 15, 1893: 487), cвязанного с ga-taujan ‘исполнять, действовать, совершать’ (Bern. 1: 338; Фасм. 1: 448), тем самым отпадает. Гот. этимол. (см. также готóвить) не исключена, правда, успехом не пользуется (одно из исключений: поддержка в Hamp RRdL 18/4, 1973: 336, 338)» (Аникин 11, 332-333).
Согласно второй версии, авторство которой принадлежит О.Н. Трубачеву, *gotovъ(jь) является праслав. новообразованием от неустановленного и.-е. корня. Продолжение праслав. *gotovъ(jь) во всех слав. языках свидетельствует о его праславянской древности, а единообразие значения ‘готовый’ ставит вопрос об истории формирования этого значения, то есть вопрос о том первичном образе, который лежит в основе этого отвлеченного значения. Для ответа на этот вопрос Трубачев привлекает семантическую аналогию из германских языков: «Яркие примеры того, как конкретно осуществляется образование этого термина (точнее сказать — вспомогательного слова) в отдельных языках, находим в германском. Например, родственные англ. ready ‘готов(ый)’, н.-в.-нем. (с приставкой) bereit то же — восходят к прагерм. *raiðja-, сюда же англ. ride, н.-в.-нем. reiten ‘ехать (верхом)’. Близкую аналогию представляет н.-в.-нем. fertig ‘готовый’, др.-в.-нем. fartīg, ср.-в.-нем. vẹrtec, производные от Fahrt ‘поездка, путешествие’, с первоначальным значением ‘готовый в путь’, ср. и современное reisefertig. При различных материальных средствах образования терминов ‘готовый’ тенденция использования глаголов движения при этом вполне очевидна. Различие форм ее осуществления даже в рамках одной семьи языков дает нам право довольно уверенно оперировать обнаруженной семантической аналогией и проследить параллельные проявления такой тенденции также далеко за пределами германских языков» (Трубачев 1, 636).
Из этого следует, что значение ‘готовый’ не является исконным. Прежде всего Трубачев отмечает очевидность направления словопроизводства: «Gotoviti значит ‘делать готовым’. Оно лишено самостоятельной семантической характеристики и очевидно деноминативно: gotovъ → gotoviti. Таким образом, должна потерять вероятность этимология gotoviti < готск. gataujan, которая как раз предполагает известную самостоятельность семантической характеристики славянского глагола. Остается слав. gotovъ и его значение ‘готовый’» (Там же, 636-637). Иначе говоря, автор решительно отвергает отглагольное словопроизводство албанских имен gat, gati, т. е. тот аргумент, на который опирался А.Е. Аникин.
Опираясь на приведенную выше семантическую аналогию с германскими языками, Трубачев реконструирует образование прил. готовый: «Генетически оно могло быть производным на -о от основы на -и: *gotou̯-os. Вероятно, средствами деривации этого прилагательного от очевидной и- основы явилось не только тематическое -о-, но также и полная ступень гласного конца исходной основы (-и > -оu-): *got-ou̯-o-s, *got-ou̯o-s от *gotŭ, ср. греч. κερα(ϝ)ός (ker-au̯-os) от korŭ-. В таком случае след более древнего количества сохраняет, возможно, болг. гóтвя ‘готовлю’ (*gotŭ-) при болг. готóв, сербохорв. гòтов (*gotou̯-os). Пережиточное сохранение древних черт исходной основы как раз естественно ожидать в производных формах.
После того, что было сказано выше, быть может, целесообразно видеть в исходном праслав. *gotŭ- след имени с основой на -и, генетически близкого супину. Вероятно, развитие такого же состояния находим в слав, britva, рус. бри́тва — расширение основы * britŭ и т. д.» (Там же, 637).
Эта гипотеза была бы неуязвимой, если бы была известна и.-е глагольная основа, супином от которой была бы форма *gotŭ, однако от уже известных основ, сводка которых приведена в словаре Ю. Покорного, эту форму супина произвести нельзя, поэтому Трубачев вынужден взять на себя ответственность «утверждать существование известной основы со значением ‘идти’, помимо вариантов и.-е. *gu̯-a-, *gu̯em-, *gu̯ṇ, *gu̯ṃ, также в виде *gu̯ă- *gă-: праслав. *gotŭ- < gătŭ-. Нельзя не признать проблематичным существование этого варианта с ă кратким, особенно ввиду отсутствия достоверных примеров» (Там же, 637).
Несмотря на известную уязвимость этой гипотезы, Трубачев уверено отвергает версию заимствования: «Что касается прочих сближений слав. gotovъ, то, например, близкие албанские слова — gatuej, gatuaj ‘готовлю, варю’, все-таки носят на себе недвусмысленный отпечаток заимствования из славянского, на что указывал еще Иокль» (Там же, 637-638).
Версия Трубачева остроумна и привлекает к себе тем, что в ней ясен исходный образ: это некто полностью обеспеченный для того, что идти куда-либо, например, воин, полностью вооруженный и экипированный, чтобы по первому приказу двинуться в путь сражаться с врагом. Однако в ней есть ряд слабых мест.
Во-первых, это проблематичная реконструкция ничем не подтвержденного существования и.-е. корня в виде *gu̯ă- *gă-.
Во-вторых, автор не принял во внимание однообразие семантики праслав. *gotovъ во всех славянских языках и отсутствие переносных значений, что свойственно заимствованиям.
В-третьих, он также не принял во внимание единообразие синтаксической функции прил. готовъ исключительно в позиции предикатива, что свидетельствует скорее о заимствованном характере лексемы.
Наконец, нельзя не обратить внимания на словообразовательное одиночества прил готовъ — готовый в древнейший период истории русского языка; как будет видно из дальнейшего, деривационные потенции основы готов- стали проявляться лишь приблизительно с XVII в.
Таким образом, у каждой из гипотез есть свои сильные и слабые стороны, поэтому мы не будем склоняться к какой-либо одной версии, в особенности потому, что для собственно исторического словообразования это не имеет решающего значения.
Из сказанного можно также сделать вывод, что уже для праслав. эпохи выделение предполагаемого суфф. *ov было неактуальным, поэтому мы рассматриваем *gotov- как морфологически простую именную морфему с известным значением; важно лишь подчеркнуть, что эта именная морфема могла употребляться и как существительное, и как прилагательное, как это станет очевидным из особенностей производных.